Сказки про Деда Мороза любят дети и взрослые. В них главным героем истории выступает любимый волшебник всех детей. Как известно, Дед Мороз может совершить любое чудо и подарить самый желанный подарок! Его часто сопровождает внучка Снегурочка, лесные звери и птицы. Читайте сказки о Деде Морозе, чтобы окунуться в мир детства, доброты, и новогоднего волшебства.
Сказка про Деда Мороза и Снегурочку
Ирис Ревю
В Сказочном лесу жили-были Дед Мороз и Снегурочка. Они были очень счастливые потому, что каждый год поздравляли детей с Новым годом! Дед Мороз и Снегурочка по-настоящему любили ребят и готовили для них лучшие подарки. Дед Мороз отыскивал самые вкусные конфеты, а Снегурочка подбирала самые лучшие игрушки.
А ещё счастливы они были потому, что жили в самом прекрасном Сказочном лесу. Каким чудесным был этот лес! Верхушки сосен в нём дотягивались до золотых звёзд, изумрудные ели прятали свои колкие лапы в пушистые рукавицы, а снег был такой блестящий, что казалось, будто весь лес осыпан драгоценными песчинками.
И вот однажды Дед Мороз и Снегурочка готовились к очередному Новому году. Снегурочка сшила себе новое платье со сверкающими бусинками, а у Деда Мороза наряд и так был хоть куда.
В то утро, когда Дед Мороз и Снегурочка должны были поехать к детям, случилось невероятное событие.
Пропал праздничный наряд Деда Мороза!
Ни серебристой шубы, ни расписных валенок, ни расшитой золотом шапки не было! А Дед Мороз считал этот наряд счастливым, потому что в нём он поздравлял детей, и потому что золотые звёздочки к нему пришивала Самая добрая фея.
Загоревал Дед Мороз, закручинился. А Снегурочка его успокаивает:
— Не время печалиться, дедушка, давай что-то придумывать. А в первую очередь позови снегиря Гришу, он везде летает и много знает.
Снегирь Гриша был любимой птицей Деда Мороза.
Прилетевший Гриша выслушал Деда Мороза и говорит:
— Полетаю, понаблюдаю, гляну вокруг, может быть, что и высмотрю.
Летает Гриша по лесу, во все уголки заглядывает. Вдруг видит, что около избушки на курьих ножках все лесные лиходеи к Новому году готовятся – Баба-Яга и Кикимора пельмени стряпают, Леший от снега двор очищает, Соловей-разбойник всех своим посвистом развлекает, а Кощей Бессмертный в костюме Деда Мороза что-то в мешок складывает.
— Так вот где наряд Деда Мороза, — просвистел себе под нос снегирь Гриша. – Что же делать?
И полетел он обратно к Деду Морозу и Снегурочке. Дед Мороз как услышал, что его наряд у Кощея Бессмертного, надел старые валенки-удаленки, которые бегают так же быстро, как и сапоги-скороходы, и отправился к Самой доброй фее.
Узнав в чем дело, фея задумалась.
— Ты — Самая добрая фея на свете, — сказал Дед Мороз. – Подари Кощею Бессмертному новый костюм. А свой костюм я у него заберу.
Но Самая добрая фея сказала Деду Морозу, что к Кощею Бессмертному она отправится сама. А Дед Мороз побежал домой ожидать фею.
Вскоре фея появилась. Она вернула Деду Морозу его наряд и сказала, что Кощею Бессмертному подарила новогодний костюм, но золотых звёздочек нашивать на него не стала. А в честь Нового года всей лесной братии, собравшейся у Бабы-Яги, Самая добрая фея подарила подарки.
Дед Мороз надел свою праздничную шубу, расписные валенки, расшитую золотом шапку и вместе со Снегурочкой умчался к ребятам.
А Самую добрую фею он взял с собой. Пусть побольше добра она подарит детям!
И тебе, дружок, Самая добрая фея подарит добро, а Дед Мороз со Снегурочкой подарки.
Спокойной ночи!
Рождественские сказки для детей
Прекраснейшую сегодня проповедь сказал, для праздника, наш сельский батюшка. — Много столетий тому назад, — сказал он, — в этот самый день пришла в мир Правда.
Правда извечна. Она прежде всех век восседала с Христом-человеколюбцем одесную отца, вместе с ним воплотилась и возжгла на земле свой светоч. Она стояла у подножия креста и сораспиналась с Христом; она восседала, в виде светозарного ангела, у гроба его и видела его воскресение. И когда человеколюбец вознесся на небо, то оставил на земле Правду как живое свидетельство своего неизменного благоволения к роду человеческому.
С тех пор нет уголка в целом мире, в который не проникла бы Правда и не наполнила бы его собою. Правда воспитывает нашу совесть, согревает наши сердца, оживляет наш труд, указывает цель, к которой должна быть направлена наша жизнь. Огорченные сердца находят в ней верное и всегда открытое убежище, в котором они могут успокоиться и утешиться от случайных волнений жизни.
Неправильно думают те, которые утверждают, что Правда когда-либо скрывала лицо свое, или — что еще горше — была когда-либо побеждена Неправдою. Нет, даже в те скорбные минуты, когда недальновидным людям казалось, что торжествует отец лжи, в действительности торжествовала Правда. Она одна не имела временного характера, одна неизменно шла вперед, простирая над миром крыле свои и освещая его присносущим светом своим. Мнимое торжество лжи рассевалось, как тяжкий сон, а Правда продолжала шествие свое.
Вместе с гонимыми и униженными Правда сходила в подземелья и проникала в горные ущелия. Она восходила с праведниками на костры и становилась рядом с ними перед лицом мучителей. Она воздувала в их душах священный пламень, отгоняла от них помыслы малодушия и измены; она учила их страдать всладце. Тщетно служители отца лжи мнили торжествовать, видя это торжество в тех вещественных признаках, которые представляли собой казни и смерть. Самые лютые казни были бессильны сломить Правду, а, напротив, сообщали ей вящую притягивающую силу. При виде этих казней загорались простые сердца, и в них Правда обретала новую благодарную почву для сеяния. Костры пылали и пожирали тела праведников, но от пламени этих костров возжигалось бесчисленное множество светочей, подобно тому, как в светлую утреню от пламени одной возжженной свечи внезапно освещается весь храм тысячами свечей.
В чем же заключается Правда, о которой я беседую с вами? На этот вопрос отвечает нам евангельская заповедь. Прежде всего, люби бога, и затем люби ближнего, как самого себя. Заповедь эта, несмотря на свою краткость, заключает в себе всю мудрость, весь смысл человеческой жизни.
Люби бога — ибо он жизнодавец и человеколюбец, ибо в нем источник добра, нравственной красоты и истины. В нем — Правда. В этом самом храме, где приносится бескровная жертва богу, — в нем же совершается и непрестанное служение Правде. Все стены его пропитаны Правдой, так что вы, — даже худшие из вас, — входя в храм, чувствуете себя умиротворенными и просветленными. Здесь, перед лицом распятого, вы утоляете печали ваши; здесь обретаете покой для смущенных душ ваших. Он был распят ради Правды, лучи которой излились от него на весь мир, — вы ли ослабнете духом перед постигающими вас испытаниями?
Люби ближнего, как самого себя, — такова вторая половина Христовой заповеди. Я не буду говорить о том, что без любви к ближнему невозможно общежитие, — скажу прямо, без оговорок: любовь эта, сама по себе, помимо всяких сторонних соображений, есть краса и ликование нашей жизни. Мы должны любить ближнего не ради взаимности, но ради самой любви. Должны любить непрестанно, самоотверженно, с готовностью положить душу, подобно тому, как добрый пастырь полагает душу за овец своих.
Мы должны стремиться к ближнему на помощь, не рассчитывая, возвратит он или не возвратит оказанную ему услугу; мы должны защитить его от невзгод, хотя бы невзгода угрожала поглотить нас самих; мы должны предстательствовать за него перед сильными мира, должны идти за него в бой. Чувство любви к ближнему есть то высшее сокровище, которым обладает только человек и которое отличает его от прочих животных. Без его оживотворяющего духа все дела человеческие мертвы, без него тускнеет и становится непонятною самая цель существования. Только те люди живут полною жизнью, которые пламенеют любовью и самоотвержением; только они одни знают действительные радования жизни.
Итак, будем любить бога и друг друга — таков смысл человеческой Правды. Будем искать ее и пойдем по стезе ее. Не убоимся козней лжи, но станем добре и противопоставим им обретенную нами Правду. Ложь посрамится, а Правда останется и будет согревать сердца людей.
Теперь вы возвратитесь в домы ваши и предадитесь веселию о празднике рождества господа и человеколюбца. Но и среди веселия вашего не забывайте, что с ним пришла в мир Правда, что она во все дни, часы и минуты присутствует посреди вас и что она представляет собою тот священный огонь, который освещает и согревает человеческое существование.
Когда батюшка кончил и с клироса раздалось: «Буди имя господне благословенно», то по всей церкви пронесся глубокий вздох. Точно вся громада молящихся этим вздохом подтверждала: «Да, буди благословенно!»
Но из присутствовавших в церкви всех внимательнее вслушивался в слова отца Павла десятилетний сын мелкой землевладелицы Сережа Русланцев. По временам он даже обнаруживал волнение, глаза его наполнялись слезами, щеки горели, и сам он всем корпусом подавался вперед, точно хотел о чем-то спросить.
Марья Сергеевна Русланцева была молодая вдова и имела крохотную усадьбу в самом селе. Во времена крепостной зависимости в селе было до семи помещичьих усадьб, отстоявших в недальнем друг от друга расстоянии. Помещики были мелкопоместные, а Федор Павлыч Русланцев принадлежал к числу самых бедных: у него всего было три крестьянских двора да с десяток дворовых. Но так как его почти постоянно выбирали на разные должности, то служба помогла ему составить небольшой капитал. Когда наступило освобождение, он получил, в качестве мелкопоместного, льготный выкуп и, продолжая полевое хозяйство на оставшемся за наделом клочке земли, мог изо дня в день существовать.
Марья Сергеевна вышла за него замуж значительное время спустя после крестьянского освобождения, а через год уже была вдовой. Федор Павлыч осматривал верхом свой лесной участок, лошадь чего-то испугалась, вышибла его из седла, и он расшиб голову об дерево. Через два месяца у молодой вдовы родился сын.
Жила Марья Сергеевна более нежели скромно. Полеводство она нарушила, отдала землю в кортому крестьянам, а за собой оставила усадьбу с небольшим лоскутком земли, на котором был разведен садик с небольшим огородцем. Весь ее хозяйственный живой инвентарь заключался в одной лошади и трех коровах; вся прислуга — из одной семьи бывших дворовых, состоявшей из ее старой няньки с дочерью и женатым сыном. Нянька присматривала за всем в доме и пестовала маленького Сережу; дочь — кухарничала, сын с женою ходили за скотом, за птицей, обрабатывали огород, сад и проч. Жизнь потекла бесшумно. Нужды не чувствовалось; дрова и главные предметы продовольствия были некупленные, а на покупное почти совсем запроса не существовало. Домочадцы говорили: «Точно в раю живем!» Сама Марья Сергеевна тоже забыла, что существует на свете иная жизнь (она мельком видела ее из окон института, в котором воспитывалась). Только Сережа по временам тревожил ее. Сначала он рос хорошо, но, приближаясь к семи годам, начал обнаруживать признаки какой-то болезненной впечатлительности.
Это был мальчик понятливый, тихий, но в то же время слабый и болезненный. С семи лет Марья Сергеевна засадила его за грамоту; сначала учила сама, но потом, когда мальчик стал приближаться к десяти годам, в ученье принял участие и отец Павел. Предполагалось отдать Сережу в гимназию, а следовательно, требовалось познакомить его хоть с первыми основаниями древних языков. Время близилось, и Марья Сергеевна в большом смущении помышляла о предстоящей разлуке с сыном. Только ценою этой разлуки можно было достигнуть воспитательных целей. Губернский город отстоял далеко, и переселиться туда при шести-семистах годового дохода не представлялось возможности. Она уже вела о Сереже переписку с своим родным братом, который жил в губернском городе, занимая невидную должность, и на днях получила письмо, в котором брат соглашался принять Сережу в свою семью.
По возвращении из церкви, за чаем, Сережа продолжал волноваться.
— Я, мамочка, по правде жить хочу! — повторял он.
— Да, голубчик, в жизни главное — правда, — успокоивала его мать, — только твоя жизнь еще впереди. Дети иначе не живут, да и жить не могут, как по правде.
— Нет, я не так хочу жить; батюшка говорил, что тот, кто по правде живет, должен ближнего от обид защищать. Вот как нужно жить, а я разве так живу? Вот, намеднись, у Ивана Бедного корову продали — разве я заступился за него? Я только смотрел и плакал.
— Вот в этих слезах — и правда твоя детская. Ты и сделать ничего другого не мог. Продали у Ивана Бедного корову — по закону, за долг. Закон такой есть, что всякий долги свои уплачивать обязан.
— Иван, мама, не мог заплатить. Он и хотел бы, да не мог. И няня говорит: «Беднее его во всем селе мужика нет». Какая же это правда?
— Повторяю тебе, закон такой есть, и все должны закон исполнять. Ежели люди живут в обществе, то и обязанностями своими не имеют права пренебрегать. Ты лучше об ученье думай — вот твоя правда. Поступишь в гимназию, будь прилежен, веди себя тихо — это и будет значить, что ты по правде живешь. Не люблю я, когда ты так волнуешься. Что ни увидишь, что ни услышишь — все как-то в сердце тебе западает. Батюшка говорил вообще; в церкви и говорить иначе нельзя, а ты уж к себе применяешь. Молись за ближних — больше этого и бог с тебя не спросит.
Но Сережа не унялся. Он побежал в кухню, где в это время собрались челядинцы и пили, ради праздника, чай. Кухарка Степанида хлопотала около печки с ухватом и то и дело вытаскивала горшок с закипающими жирными щами. Запах прелой убоины и праздничного пирога пропитал весь воздух.
— Я, няня, по правде жить буду! — объявил Сережа.
— Ишь с коих пор собрался! — пошутила старуха.
— Нет, няня, я верное слово себе дал! Умру за правду, а уж неправде не покорюсь!
— Ах, болезный мой! ишь ведь что тебе в головку пришло!
— Разве ты не слыхала, что в церкви батюшка говорил? За правду жизнь полагать надо — вот что! в бой за правду идти всякий должен!
— Известно, что же в церкви и говорить! На то и церковь дана, чтобы в ней об праведных делах слушать. Только ты, миленький, слушать слушай, а умом тоже раскидывай!
— С правдой-то жить оглядываючись надо, — резонно молвил работник Григорий.
— Отчего, например, мы с мамой в столовой чай пьем, а вы в кухне? разве это правда?-горячился Сережа.
— Правда не правда, а так испокон века идет. Мы люди простецкие, нам и на кухне хорошо. Кабы все-то в столовую пошли, так и комнат не наготовиться бы.
— Ты, Сергей Федорыч, вот что! — вновь вступился Григорий, — когда будешь большой — где хочешь сиди: хошь в столовой, хошь в кухне. А покедова мал, сиди с мамашенькой — лучше этой правды по своим годам не сыщешь! Придет ужо батюшка обедать, и он тебе то же скажет. Мы мало ли что делаем: и за скотиной ходим, и в земле роемся, а господам этого не приходится. Так-то!
— Да ведь это же неправда и есть!
— А по-нашему так: коли господа добрые, жалостливые — это их правда. А коли мы, рабочие, усердно господам служим, не обманываем, стараемся — это наша правда. Спасибо и на том, ежели всякий свою правду наблюдает.
Наступило минутное молчание. Сережа, видимо, хотел что-то возразить, но доводы Григория были так добродушны, что он поколебался.
— В нашей стороне, — первая прервала молчание няня, — откуда мы с маменькой твоей приехали, жил помещик Рассошников. Сначала жил, как и прочие, и вдруг захотел по правде жить. И что ж он под конец сделал? — Продал имение, деньги нищим роздал, а сам ушел в странствие… С тех пор его и не видели.
— Ах, няня! вот это какой человек!
— А между прочим, у него сын в Петербурге в полку служил, — прибавила няня.
— Отец имение роздал, а сын ни при чем остался… Сына-то бы спросить, хороша ли отцовская правда?- рассудил Григорий.
— А сын разве не понял, что отец по правде поступил? — вступился Сережа.
— То-то, что не слишком он это понял, а тоже пытал хлопотать. Зачем же, говорит, он в полк меня определил, коли мне теперь содержать себя нечем?
— В полк определил… содержать себя нечем… — машинально повторял за Григорием Сережа, запутываясь среди этих сопоставлений.
— И у меня один случай на памяти есть, — продолжал Григорий, — занялся от этого самого Рассошникова у нас на селе мужичок один — Мартыном прозывался. Тоже все деньги, какие были, роздал нищим, оставил только хатку для семьи, а сам надел через плечо суму, да и ушел, крадучись, ночью, куда глаза глядят. Только, слышь, пачпорт позабыл выправить — его через месяц и выслали по этапу домой.
— За что? разве он худое что-нибудь сделал? — возразил Сережа.
— Худое не худое, я не об этом говорю, а об том, что по правде жить оглядываючись надо. Без пачпорта ходить не позволяется — вот и вся недолга. Этак все разбредутся, работу бросят — и отбою от них, от бродяг, не будет…
Чай кончился. Все встали из-за стола и помолились. — Ну, теперь мы обедать будем, — сказала няня, — ступай, голубчик, к маменьке, посиди с ней; скоро, поди, и батюшка с матушкой придут.
Действительно, около двух часов пришел отец Павел с женою.
— Я, батюшка, по правде жить буду! Я за правду на бой пойду! — приветствовал гостей Сережа.
— Вот так вояка выискался! от земли не видать, а уж на бой собрался! — пошутил батюшка.
— Надоел он мне. С утра все об одном и том же говорит, — сказала Марья Сергеевна.
— Ничего, сударыня. Поговорит и забудет.
— Нет, не забуду! — настаивал Сережа, — вы сами давеча говорили, что нужно по правде жить… в церкви говорили!
— На то и церковь установлена, чтобы в ней о правде возвещать. Ежели я, пастырь, своей обязанности не исполню, так церковь сама о правде напомнит. И помимо меня, всякое слово, которое в ней произносится, — Правда; одни ожесточенные сердца могут оставаться глухими к ней…
— В церкви? а жить?
— И жить по правде следует. Вот когда ты в меру возраста придешь, тогда и правду в полном объеме поймешь, а покуда достаточно с тебя и той правды, которая твоему возрасту свойственна. Люби маменьку, к старшим почтение имей, учись прилежно, веди себя скромно — вот твоя правда.
— Да ведь мученики… вы сами давеча говорили…
— Были и мученики. За правду и поношение следует принять. Только время для тебя думать об этом не приспело. А притом же и то сказать: тогда было время, а теперь — другое, правда приумножилась — и мучеников не стало.
— Мученики… костры… — лепетал Сережа в смущении.
— Довольно! — нетерпеливо прикрикнула на него Марья Сергеевна.
Сережа умолк, но весь обед оставался задумчив. За обедом велись обыденные разговоры о деревенских делах. Рассказы шли за рассказами, и не всегда из них явствовало, чтобы правда торжествовала. Собственно говоря, не было ни правды, ни неправды, а была обыкновенная жизнь, в тех формах и с тою подкладкою, к которым все искони привыкли. Сережа бесчисленное множество раз слыхал эти разговоры и никогда особенно не волновался ими. Но в этот день в его существо проникло что-то новое, что подстрекало и возбуждало его.
— Кушай! — заставляла его мать, видя, что он почти совсем не ест.
— In corpore sano mens sana [В здоровом теле здоровый дух (лат.)], — с своей стороны прибавил батюшка. — Слушайся маменьки — этим лучше всего свою любовь к правде докажешь. Любить правду должно, но мучеником себя без причины воображать — это уже тщеславие, суетность.
Новое упоминовение о правде встревожило Сережу; он наклонился к тарелке и старался есть; но вдруг зарыдал. Все всхлопотались и окружили его.
— Головка болит?-допытывалась Марья Сергеевна.
— Болит, — ответил он слабым голосом.
— Ну, поди, ляг в постельку. Няня, уложи его!
Его увели. Обед на несколько минут прервался, потому что Марья Сергеевна не выдержала и ушла вслед за няней. Наконец обе возвратились и объявили, что Сережа заснул.
— Ничего, уснет — и пройдет! — успокоивал Марью Сергеевну отец Павел.
В вечеру, однако ж, головная боль не только не унялась, но открылся жар. Сережа тревожно вставал ночью в постели и все шарил руками около себя, точно чего-то искал.
— Мартын… по этапу за правду… что такое? — лепетал он бессвязно.
— Какого он Мартына поминает? — недоумевая, обращалась Марья Сергеевна к няне.
— А помните, у нас на селе мужичок был, ушел из дому Христовым именем… Давеча Григорий при Сереже рассказывал.
— Все-то вы глупости рассказываете! — рассердилась Марья Сергеевна, — совсем нельзя к вам мальчика пускать.
На другой день, после ранней обедни, батюшка вызвался съездить в город за лекарем. Город отстоял в сорока верстах, так что нельзя было ждать приезда лекаря раньше как к ночи. Да и лекарь, признаться, был старенький, плохой; никаких других средств не употреблял, кроме оподельдока, который он прописывал и снаружи, и внутрь. В городе об нем говорили: «В медицину не верит, а в оподельдок верит».
Ночью, около одиннадцати часов, лекарь приехал. Осмотрел больного, пощупал пульс и объявил, что есть «жарок». Затем приказал натереть пациента оподельдоком и заставил его два катышка проглотить.
— Жарок есть, но вот увидите, что от оподельдока все как рукой снимет! — солидно объявил он.
Лекаря накормили и уложили спать, а Сережа всю ночь метался и пылал как в огне.
Несколько раз будили лекаря, но он повторял приемы оподельдока и продолжал уверять, что к утру все как рукой снимет.
Сережа бредил; в бреду он повторял: «Христос… Правда… Рассошников… Мартын…» и продолжал шарить вокруг себя, произнося: «Где? где?..» К утру, однако ж, успокоился и заснул.
Лекарь уехал, сказав: «Вот видите!» — и ссылаясь, что в городе его ждут другие пациенты.
Целый день прошел между страхом и надеждой. Покуда на дворе было светло, больной чувствовал себя лучше, но упадок сил был настолько велик, что он почти не говорил. С наступлением сумерек опять открылся «жарок» и пульс стал биться учащеннее. Марья Сергеевна стояла у его постели в безмолвном ужасе, усиливаясь что-то понять и не понимая.
Оподельдок бросили; няня прикладывала к голове Сережи уксусные компрессы, ставила горчичники, поила липовым цветом, словом сказать, впопад и невпопад употребляла все средства, о которых слыхала и какие были под рукою.
К ночи началась агония. В восемь часов вечера взошел полный месяц, и так как гардины на окнах, по оплошности, не были спущены, то на стене образовалось большое светлое пятно. Сережа приподнялся и потянул к нему руки.
— Мама! — лепетал он, — смотри! весь в белом… это Христос… это Правда… За ним… к нему…
Он опрокинулся на подушку, по-детски всхлипнул и умер.
Правда мелькнула перед ним и напоила его существо блаженством; но неокрепшее сердце отрока не выдержало наплыва и разорвалось.
Новогоднее приключение
Ирис Ревю
В Дремучем лесу жила-была Баба-Яга. Добрым нравом она не отличалась – была зловредной и неуступчивой. Домом ее была не хижина и не юрта, а избушка на курьих ножках.
Вот раз сидела Баба-Яга в своей избушке и печалилась оттого, что скоро Новый год, а ее опять никто не позовет на праздник. Не будет она веселиться вместе со всеми, и в новогоднем хороводе вокруг елки участвовать тоже не будет.
В прошлом году лисята и зайчата и вправду не позвали ее на новогодний праздник. Опасались они, что затеет она недоброе дело, как это бывало не раз, и испортит всем новогоднее настроение.
— Надо сделать так, чтобы праздника не было! – решила Баба-Яга. – Но что же такого придумать плохого?
— Надо устроить так, чтобы в Дремучем лесу исчезли все елки! – решила Баба-Яга. — Тогда зверям и птицам нечего будет наряжать. Деду Морозу, который обычно прячет подарки под елочку, некуда будет их складывать. А новогоднего хоровода вообще не будет — не танцуют же вокруг берез и рябин, а елок будет не сыскать. Вот только как сделать так, чтобы елки исчезли? Одной мне этого не осилить. Кто мне поможет? Может, обратиться к колдуну Ворчуну-Бурчуну, с которым я когда-то давно училась в Школе колдунов?
Села Баба-Яга в ступу и полетела к колдуну. Пестом погоняет, помелом след заметает. Прилетала она к Ворчуну-Бурчуну и рассказала о своей задумке.
Поворчал-побурчал колдун:
— Ох, недоброе дело ты затеяла, Баба-Яга, но мне всё равно, ради старой дружбы я тебе помогу.
Почитал колдун какую-то старинную книгу в кожаном переплете, пошептал что-то, поразмахивал руками и сказал Бабе-Яге, что дело сделано.
— Ни одной елки в Дремучем лесу нет!
— Спасибо, добрый Ворчун-Бурчун! – сказала Баба-Яга.
А тем временем Дед Мороз собирал в большой мешок подарки для зверей и птиц, а потом отправился в Дремучий лес выбрать елочку. Но ни одной елки в лесу не было!
— Что за напасть! – рассердился Дед Мороз. — Куда подевались елки? Какой же Новый год без новогодней елки?
Дед Мороз сразу догадался, чьих рук это дело. Конечно же, Бабы-Яги! Это она мастерица на злые выдумки! Отправился к ней Дед Мороз. Баба-Яга вину не признала:
— Да что ты, Морозушко, это не я, мне до елок нет никакого дела!
Не поверил Дед Мороз Бабе-Яге. Разозлился он:
— Сейчас приморожу тебя, старая колдунья!
Испугалась Баба-Яга, заохала, пообещала вернуть все елки на место. Конечно, она понимала, что без помощи Ворчуна-Бурчуна ей не обойтись.
— Ты злое дело задумала, — продолжал Дед Мороз, — задумай и доброе сделать.
У новогодних историй всегда счастливый конец
Оба мальчика стали настоящими друзьями. И Степа вдруг осознал, что это и было настоящее новогоднее чудо! В новогоднюю ночь никто не должен быть несчастным и одиноким. Волшебство живет в сердцах добрых людей. Это и есть новогодняя магия. Когда мальчишка вырос, стал сам всем помогать. Он помнил, как порой бывает необходима помощь другим людям. Все отвечали ему благодарностью. После той праздничной ночи новогодние праздники всегда стали ассоциироваться с чем-то хорошим, добрым и искренним. Когда у него появились свои дети, он с удовольствием рассказывал им сказки про то, что в Новый год все возможно! И что это по-настоящему волшебное время, полное неожиданностей и счастливых моментов.
Попробуйте после прочтения сказки про Новый год попросить ребенка нарисовать иллюстрацию к празднику.
Сказка на ночь про Новый год
Ирис Ревю
Жил-был Дед Мороз. Он был высокий, статный и с богатой белой бородой. Жил он в красивом теремке с расписными ставнями, высоким крылечком и узорчатыми стёклышками в освещенных окнах. Каждую зиму Дед Мороз поздравлял всех жителей Сказочного леса с Новым годом. Обитатели Сказочного леса наряжались в карнавальные костюмы, и невозможно было понять, кто из них лиса, а кто заяц. Дед Мороз поздравлял всех, и нередко захаживал в соседний, Лазоревый лес, поздравить местных жителей с Новым годом.
Однажды произошла история. Раным-рано к Деду Морозу прилетела синичка-невеличка и сказала ему, что Баба-Яга просит к ней в гости прийти.
— Что надо почтенной плутовке? – подумал Дед Мороз, но отказываться от приглашения не стал.
— К обеду приду, — сказал Дед Мороз.
Но к обеду прийти у него не получилось, и он показался у домика на курьих ножках только к вечеру. У самого домика Бабы-Яги стоял пень. Дед Мороз нечаянно коснулся его своим посохом, пень качнулся, отряхнулся и промямлил:
— По какому-такому делу пожаловал?
— Сама Баба-Яга вызвала, — ответил Дед Мороз.
— Проходи, — миролюбиво сказал пень.
Баба-Яга угостила Деда Мороза баранками, а потом говорит:
— В самом Далёком-предалёком лесу тебя, Мороз Красный Нос, никогда и не видывали. А ёлок там отродясь не было; там только дубы-колдуны растут. Собирайся, отвези туда новогоднюю ёлочку да подарки жителям леса.
— А на чём же я туда поеду? – спросил Дед Мороз. – Мои кони и дорогу-то туда не знают.
— Так и быть, поедем вместе в моей ступе, — сказала Баба-Яга.
— Но она для нас двоих маловата будет, — заметил Дед Мороз.
— Об этом не беспокойся, — произнесла Баба-Яга.
— Ты что такая добрая стала? – засомневался Дед Мороз.
— Так ты в кои века мне нынче подарок сделал – метлу новую подарил и печь починил, а то я, старая, совсем замерзать стала.
И решили они на следующее утро полететь в Далёкий-предалёкий лес. Дед Мороз шубу потеплее надел, взял подарки и ёлочку новогоднюю. А Баба-Яга рукавицы меховые нашла, да носки шерстяные натянула, а подарки никакие не взяла, потому что Бабы-Ёжки никаких подарков не дарят, да она и метлой махала.
Постучала Баба-Яга метлой по своей ступе, та тут же увеличилась в размерах, сели Дед Мороз и Баба-Яга в ступу и полетели.
Долго ли, коротко ли, а прилетели они в Далёкий-предалёкий лес. Как увидели жители леса летящую Бабу-Ягу, так попрятались кто куда.
Приземлились Дед Мороз и Баба Яга, собрались поздравить жителей Далёкого-предалёкого леса с Новым годом, а никого нет. Кричали они, надрывались, никого нет. Что делать? Кого поздравлять?
А с ними в полёт синичка-невеличка увязалась. Когда Дед Мороз и Баба Яга в дорогу собирались, юркнула она в карман шубы Деда Мороза, там и просидела всю дорогу.
Когда Дед Мороз и Баба-Яга зверей и птиц разыскивать начали, выбралась она из кармана, и говорит:
— Не волнуйтесь, я сейчас приведу к вам зверей и птиц.
И полетела она здешних синичек разыскивать. Разыскала и рассказала им, что Дед Мороз и Баба-Яга прилетели, чтобы всех поздравить с Новым годом и подарить подарки. И ещё кое-что привезли.
Это оказалась новогодняя ёлочка, которую увидели жители самого Далёкого-предалёкого леса, прибежавшие на Серебристую поляну. Их пригласили многочисленные синицы.
Жители самого Далёкого-предалёкого леса ахнули, рассмотрев красавицу-ёлку с игрушками, фонариками и огоньками. Дед Мороз вручил всем подарки, а Баба-Яга рассказала новогоднюю сказку. Синичка-невеличка загадывала загадки.
А когда часы Деда Мороза пробили двенадцать раз, все дружно закричали:
— С Новым годом! Ура!
И дружно водили хороводы. А потом маленький воробей сказал, что он устал и хочет спать. Спать захотели и лисята, волчата, бельчата.
Что ж! Сон – это тоже маленький праздник. Праздник счастливых событий, сказочных превращений. Во сне дети растут. Это же здорово!
Расти и ты, дружок. Набирайся сил и здоровья. Дед Мороз просил передать тебе, что всё у тебя будет хорошо!
Спокойной ночи!
Случайная встреча в Новый год
Мальчик зарабатывал на жизнь тем, что ремонтировал обувь. Но однажды он повредил молотком руку. И не смог больше работать. А его сестренка заболела. У него не было денег, чтобы купить лекарства. И вот в новогоднюю ночь, когда семьи в своим теплых и уютных домах собрались за красивым праздничным столом, он ходил по улицам в полной растерянности. Мальчишка совсем не знал, что ему делать. Нужно было где-то найти деньги, чтобы сестричка пошла на поправку. И вот он увидел, как один статный мужчина вместе со своим сыном выходили из магазина игрушек. Они смеялись и радовались. Прохожий увидел нашего героя и пожелал ему счастливого Нового года. Но по лицу папа увидел, что он чем-то сильно опечален.
Отец с сыном обратились к мальчишке и спросили: «Как тебя зовут? Что случилось? Почему ты не радуешься? Новый год чудесное время!» Мальчик ответил, что его зовут Степа. И он совершенно так не считает, потому что для него это жестокое время, они остались с сестрой совсем одни. Тогда они пошли вместе к Степе домой. Отец вызвал и оплатил для сестренки врача. Врач помог девочке, и ее состояние улучшилось. И ребят пригласили на праздничный ужин вместе встречать Новый год.
Волшебные краски
Один раз в сто лет, в ночь под Новый год, самый добрый из всех самых добрых стариков, Дед Мороз, приносит семь волшебных красок. Этими красками можно нарисовать все, что захочешь, и нарисованное оживет. Хочешь — нарисуй стадо коров и потом паси их. Хочешь — нарисуй корабль и плыви на нем. Или звездолет и лети к звездам. А если тебе нужно нарисовать что-нибудь попроще, например стул, — пожалуйста. Нарисуй и садись на него. Эти краски Дед Мороз приносит самому доброму из всех самых добрых детей. И это понятно. Если такие краски попадут в руки злому мальчику или злой девочке, они могут натворить много бед. Пририсуют человеку второй нос, и будет человек двуносым. Нарисуют собаке рога, курице — усы, а кошке — горб, и будет собака рогатой, курица — усатой, а кошка — горбатой. Поэтому Дед Мороз очень долго выбирает, кому из детей подарить волшебные краски. В последний раз он подарил их одному очень доброму мальчику. Самому доброму из самых добрых. Мальчик очень обрадовался подарку и тут же принялся рисовать.
Он нарисовал бабушке теплый платок, маме — нарядное платье, а отцу — охотничье ружье. Слепому старику мальчик нарисовал глаза, а своим товарищам — большую-пребольшую школу. Но никто не мог воспользоваться нарисованным. Платок для бабушки был похож на тряпку для мытья полов, а платье, нарисованное матери, оказалось таким кособоким, пестрым и мешковатым, что она его не захотела даже примерить. Ружье ничем не отличалось от дубины. Глаза для слепого напоминали две голубые кляксы, и он не мог ими видеть. А школа, которую очень усердно рисовал мальчик, получилась до того уродливой, что к ней даже боялись подходить близко. На улице появились деревья, похожие на метелки. Появились лошади с проволочными ногами, автомобили с кривыми колесами, дома с падающими стенами и крышами набекрень, шубы и пальто, у которых один рукав был длиннее другого… Появились тысячи вещей, которыми нельзя было воспользоваться. И люди ужаснулись: — Как ты мог сотворить столько зла, самый добрый из всех самых добрых мальчиков?!
Заяц, косач, медведь и дед мороз
Виталий Бианки
Злой голой осенью вот уж плохо стало жить лесному зверю! Плачет Заяц в кустах:
— Холодно мне, Заиньке, страшно мне, беленькому! Все кусты облетели, вся трава полегла, — негде мне от злых глаз схорониться. Надел шубку беленькую, а земля черным-черна, — всяк меня видит издалека, всяк меня гонит-ловит. Пропала моя головушка!
Косач-Тетерев с берёзы бормочет:
— Боюсь понизу бродить, боюсь ягоду клевать. На верховище сижу, кругом гляжу, одни серёжки клюю. Ветром меня на ветках качает, дождём меня мочит, — сидеть нет мочи!
Медведь ворчит:
— Вовсе в лесу есть нечего стало, — хоть к людям иди, коров дави; давно бы спать завалился, да земля гола, берлога кругом видна, — сейчас охотники найдут, сонного убьют.
Сговорились Заяц, Косач и Медведь, — послали Синицу за Дедом Морозом.
— Приходи к нам, Дед Мороз, принеси нам, Дед Мороз, снега, принеси нам, Дед Мороз, зиму!
Дед Мороз покряхтел, пришёл — мешок снега на лес высыпал. Стало кругом бело да ровно.
Медведь сказал: Заяц, косач, медведь и дед мороз
— Вот и ладно. Спасибо тебе, Дед Мороз!
Залез под кучу валежника. Кучу снегом запорошило — и не видать, что там берлога.
Заяц сказал с оговорочкой:
— Спасибо тебе. Дедушка Мороз! Теперь не видно меня, беленького. Хороша твоя пороша, да вот тёплая, печатная: снег-то мягкий, пушной. Следишки мои на нём видны. Где ни ляжешь отдохнуть, — сейчас кто-нибудь найдёт.
А Косач — тот даже спасиба не сказал.
— Какая это, — бормочет, — зима, когда снегу — курице по колено, когда не прикрыл снег и лежачего полена! Зима наспех — курам на смех. Ни снегу, ни мороза. Что ж мне так всю зиму и болтаться на берёзе?
Пожалел его Дед Мороз, — давай снег на лес большими мешками валить да примораживать, чтобы крупитчатый был.
Косач сказал:
— Вот это дело! — да бух с берёзы в снег. Там и ночевал з в норке-то тепло и не видно.
Заяц сказал:
— Дедка Мороз, а со мной-то ты что делаешь! Легко ли мне по эдакому снегу бегать? Глубоко. Ведь по уши в него проваливаюсь! А тропой пойдёшь, — тут тебе и Лиса встречь, тут тебе и капканы наставлены. Ты меня, Заиньку, пожалей: сделай, чтобы сверху снег был корочкой.
А Медведь — тот ничего не сказал: спал.
Пожалел Дед Мороз Зайца. Стал днём снег растоплять, — побежали под валежник струечки. А ночью сырой-то снег сверху давай мостить-примораживать. Сделал наст — крепкую ледяную корку.
Заяц сказал:
— Вот тебе спасибочко-то, Дедушка Мороз! Теперь всё ладно. По насту бегу, не проваливаюсь. Даже и следишек моих на нём не видать.
Косач сказал:
— Да ты что, Дед! Я с вечера в мокрый-то снег бухнусь, поглубже закопаюсь, — ан утром хоть голову себе разбей: ледяная крыша над головой!
А Медведь как выскочит из берлоги, как рявкнет:
— Эй ты, старик! Что снег топишь, струйки пускаешь! Все штаны мне подмочил!
Шарахнулся от него Дед Мороз.
— А ну вас! — говорит. — Привереды! Кому чего, — на всех не угодишь. Я лучше восвояси уберусь.
И ушёл.
Ну, сказать, — лесное зверьё не больно долго о нём плакало: взамен ему Синица живо Весну привела. А Весна, — сами знаете, — всем красна. И нам, и всему лесному зверю люба.
Всех утешила и всех развеселила.
А как она это сделала, — о том другой сказ.
ПУТЕШЕСТВИЕ СНЕЖИНКИ
⠀ Маленькая пушистая снежинка лежала на сугробе в парке, смотрела на облака и мечтала. Ей очень хотелось выглянуть на улицу, за ограду. Какие там люди и деревья? Гуляют ли там собаки? Как ездят по дороге машины? Время было предновогоднее. И, как известно, в такие дни мечты сбываются особенно быстро. Подул сильный ветер. Он подхватил пушистую снежинку. Ух, как её закружило! Первое время снежинка не понимала где она и куда летит.⠀ Но потом ветер утих и медленно опустил снежинку на крышу автобусной остановки. Наша героиня немного отдышалась и взглянула вниз. Как раз подъехал автобус, из него вышли пассажиры. Снежинка могла разглядеть только их шапки: чёрная, белая, зелёная и синяя с помпоном. Зелёная шапка вела на поводке большого чёрного пса. Кажется, снежинка видела их в своём парке… Она наклонилась чуть сильнее, чтобы внимательно рассмотреть собаку и хозяина. Но крыша остановки оказалась скользкой.⠀ — Ой-ей! — снежинка соскользнула вниз и медленно приземлилась прямо на собачий нос. Нос был мокрым и горячим, маленькой льдинке сразу стало жарко. Чёрный пёс скосил оба глаза, чтобы взглянуть на свалившееся на него белое чудо. А затем — пчих! — громко чихнул. Снежинку снова закружило в воздухе.⠀ Новый порыв ветра понёс нашу героиню дальше. И когда он утих, снежинка опустилась в карман мальчика, на голове которого красовалась пиратская треуголка. Наверное, он возвращался с утренника в школе.⠀ «Как же я выберусь отсюда?» — задумалась снежинка. Да, в кармане было хорошо, тихо и вкусно пахло шоколадными конфетами. Но мальчик, наверное, скоро зайдёт домой. А там, в тепле, снежинка за минуту превратится в капельку воды. По дороге мальчик встретил друга и решил поделиться с ним конфетой, — это и спасло нашу героиню. Она схватилась за рукавицу, когда мальчик запустил руку в карман.⠀ — Спасибо! — услышала снежинка. И ветер снова подхватил её.⠀ На этот раз снежинка кружилась долго. На несколько секунд она опустилась на крышу двухэтажного дома, и снова полетела, уносимая вихрем.⠀ Наконец, ей удалось зацепиться за зелёную еловую веточку и немного передохнуть. Но тут её внимание привлёк шум: там, внизу, под ёлкой, кто-то кричал, смеялся и пел.⠀ Снежинка осторожно, не отпуская ветку, наклонилась. Оказалось, что ёлка находилась на главной городской площади. Под ней собралась толпа ребятишек. А дедушка с белой бородой, в красной шубе и такого же цвета шапке, подходил к каждому, запускал руку в мешок и доставал игрушку. Игрушку он вручал малышу, а тот в ответ громко отвечал:⠀ — Спасибо, Дедушка Мороз!⠀ «Так вот он какой — Дед Мороз!» — подумала снежинка. В последние дни все дети, что гуляли в парке, только и говорили про этого деда. А теперь снежинка увидела его своими глазами. Чудеса!⠀ Праздник на площади закончился, Дед Мороз ушёл, дети с родителями разошлись по домам. Снежинка зевнула и почувствовала, как сильно она устала.⠀ — Сейчас бы домой, в мягкий сугроб, к сестричкам-снежинкам, — мечтательно произнесла она вслух.⠀ И тут же ветер в очередной раз подхватил маленькую льдинку и, кружа, донёс её до знакомого парка. Там он мягко опустил её в сугроб и утих.⠀ — Где ты была? Где летала? Что ты видела? — наперебой стали спрашивать её сестрички-снежинки.⠀ — О, это было самое настоящее путешествие! — ответила снежинка и начала рассказ.
